"Покайтесь, твари!"

Закончив с обсуждением очень важных частностей (таких, например, как объём и структура потерь танков и автомобилей в мехкорпусах Красной Армии), обратимся теперь к наиболее общим количественным параметрам событий первых недель и месяцев войны. Задача, поставленная перед вермахтом по плану»Барбаросса» («основные силы русских сухо-путных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев…»), была выполнена уже к се-редине июля 1941 г. Войска Прибалтийского и Западного военных округов (более 70 дивизий) были разгромлены, отброшены на 350 – 450 км к востоку от границы, рассеяны по лесам или взя-ты в плен. Чуть позднее то же самое произошло и с новыми 60 дивизиями, введёнными в состав Северо-Западного й Западного фронтов в период с 22 июня по 9 июля. (2, стр. 162 – 163) Против-ник занял Литву, Латвию, почти всю Белоруссию, форсировал Буг, Неман, Западную Двину, Березину и Днепр. 9 июля немцы заняли Псков, 16 июля – Смоленск. Две трети расстояния от за-падной границы до Ленинграда и Москвы были пройдены менее чем за месяц. Войска Юго-Западного фронта в беспорядке отступили за линию старой советско-польской границы, в середине июли 1941 г. танковые части вермахта заняли Житомир и Бердичев, вышли к пригородам Киева. Практически вся техника и тяжёлое вооружение войск западных округов были потеряны. К 6 – 9 июля войска Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов потеряли 11,7 тыс. танков, 19 тыс. орудий и миномётов, более 1 млн. единиц стрелкового оружия. (2. стр. 368). Особенно тяжёлые, практически невосполнимые потери понесли танковые войска. Уже 15 июля 1941 г остатки мехкорпусов были официально расформированы. То, что советские историки скромно назвали «неудачей приграничного сражения», означало на самом деле разгром Первого стратегического эшелона Красной Армии (по числу дивизий пре-восходившего любую армию Европы, а по количеству танков превосходившего их все, вместе взятые). К 10 – 15 июля 1941 г. немцы заняли (точнее сказать – прошли) территорию площадью в 709 тыс. кв. км, что примерно в 3 раза больше территории Польши, оккупированной вермахтом в сентябре 1939 года, и в 6 раз больше территории Бельгии, Нидерландов и клочка Северной Франции, захваченных вермахтом в мае 1940 г. На сопоставлении событий мая 40-го и июня 41-го стоит, наверное, остановиться чуть под-робнее. Десятки лет советская историческая пропаганда распространяла слухи про «триумфаль-ный марш», каковым маршем вермахт якобы прошёлся по «поверженной Франции». В последнее время звуки этого «марша» всё громче и всё чаще раздаются со страниц наиновейших публика-ций. Оно и понятно – после того, как масштаб катастрофического разгрома Красной Армии стал известен широкой публике, у авторов определённой политической ориентации появилось большое желание изобразить поражение французской армии в самых ярких красках. Вот, например, как небезызвестный г. А. Исаев начинает главу «Обсуждение», в которой собирается подвести итоги сражения на Западной Украине. Он цитирует – в самом положительном смысле, без осуждения или хотя бы иронии работу некоего немецкого о историка, имевшего глупость написать в 1958 г. следующее: «Прошли первые десять дней кампании. После 10 дней во Франции немецкие танки, разгоняя перед собой трусливых французов и англичан, прошли 800 км и стояли у берегов Атлантики. За первые 10 дней «похода на Восток» было пройдено всего 100 км по прямой…» (33, стр. 230) Читатель, у которого сохранился дома старый школьный атлас или глобус на подставочке, поймёт, почему я использовал столь непарламентское выражение. Во Франции просто нет таких расстояний (от Седана до атлантического побережья 600 км по прямой), вермахт в мае 1940 г. на-ступал не на запад, к Атлантике, а на северо-запад, к Ла-Маншу, к берегам которого в районе Бу-лонь – Кале передовые танковые соединения вышли 23 мая 1940 г. Это был, конечно, блистательный успех, но всё же 350 км за 14 дней – это не 800 км за 10. Для того чтобы определить, где находились немецкие танковые дивизии на 14-й день «похода на Восток», обратимся к хрестоматийному «Военному дневнику» Ф. Гальдера. В оценках и выводах «битый гитлеровский генерал» часто и сильно ошибался, но местоположение своих войск началь-ник Генерального штаба вермахта всё-таки знал: «5 июля 1941 года, 14-й день войны. Обстановка: На всех участках франта отмечается продвижение в соответствии с плана-ми… На фронте группы армий «Центр» правое крыло танковой группы Гудериана удержало плацдарм (на р. Днепр)в районе Рогачева (450 км до ближайшей точки на границе). Главные силы танковой группы Гудериана медленно продвигаются, ведя упорные бои между Березиной и Днеп-ром. Танковая группа Гота кроме Дриссы форсировала также и Западную Двину выше Полоцка в районе Улла (425 км)и закрепилась на северном берегу реки… На фронте группы армий «Север» танковая группа Гёпнерауспешно продвигается и приближается своим левым флангом к Острову (470 км)… 7 июля, 16-й день войны …На франте группы армий «Юг» наши войска прорвали центральный участок оборони-тельной полосы противника. 11-я танковая дивизия прорвались восточнее Полочное (260 км) и теперь прокладывает себе путь на Бердичев среди колонн отступающих русских войск. 16-я тан-ковая дивизия находится в Староконстантинове (250 км). 9-я танковая дивизия в настоящее время участвует в большом танковом сражении в районе Проскурова (280 км)…» Так что если говорить про темп «марша», то в мае 40-го он был в целом ниже темпа наступ-ления Групп армий «Север» и «Центр» в первые 20 дней войны на Восточном фронте. При этом следует учесть и ширину фронта наступления. Боевые действия мая 1940 г. происходили на «пя-тачке» Нормандии и Фландрии, с максимальными расстояниями в 300 км по фронту и 350 км в глубину. По площади эта территория примерно соответствует размерам Литвы, которую одна из трёх, самая малочисленная, Группа армий «Север» заняла за одну неделю июня 1941 года. Теперь взглянем на ситуацию первых недель войны с другой стороны. Какие потери нанёс вермахт, «разгоняя трусливых французов» и преодолевая «ожесточённое сопротивление» Красной Армии? В известной монографии Типпельскирха приведены такие цифры потерь вермахта во фран-цузской кампании: 27 тыс. убитых, 18,4 тыс. пропавших без вести, 111 тыс. раненых, итого – 156 тыс. человек. (29) По уточнённым данным, представленным в столь же хрестоматийно-известной работе Мюллер-Гиллебранда, число погибших составило 49 тыс. человек, что даже несколько больше, чем общее число безвозвратных потерь, указанных Типпельскирхом. В дневнике Ф. Гальдера сопоставимые цифры общих (убитые, пропавшие без вести, ране-ные) потерь вермахта на Восточном фронте появляются только в конце июля 1941 г. Если пере-вести данные Гальдера в более привычный для нас вид (объединив потери солдат и офицеров), то получится следующее: – 102 588 человек (не считая больных) к 16 июля; – 179 500 (в том числе: Группа армий «Север» – 42 тыс., Группа армий «Центр» – 74,5 тыс, Группа армий «Юг» – 63 тыс.) человек к концу июля (запись от 2 августа); – 213 301 к 31 июля (запись от 4 августа). В конце июля 1941 г. вермахт наступал на гигантском фронте от Нарвы до Кишинёва (1 450 км по прямой), за спиной наступающих была уже территория, на порядок превышающая по пло-щади зону боёв французской кампании, потери Красной Армии к тому моменту во много раз пре-вышали численность разгромленных в мае – начале июня 1940 г. войск западных союзников. С учётом этого едва ли будет уместно сравнивать немецкие потери по «календарному принципу»: за 35 – 40 дней на Западе (12 июня Париж был объявлен «открытым городом», 17 июня правительство Петена запросило перемирия) и за 40 дней на Востоке. Значительно более корректным будет сравнение, построенное на принципе «цена – результат». По общепринятой в отечественной историографии хронологии «приграничное сражение», т.е. разгром войск западных приграничных округов (Прибалтийского, Западного и Киевского), ограничено рамками 22 июня – 9 июля. Уже на этапе этого «приграничного сражения» результат, достигнутый немецкими войсками (численность разгромленных войск противника, глубина наступления, захваченные трофеи), превысил все военные (не путать с геополитическими) достижения французской кампании. Потери же вермахта к этому моменту выражались такими цифрами: – 64 132 (19 789 убитых и пропавших без вести, 44 343 раненых) к 6 июля 1941 г. (запись от 10 июля); – 92 120 к 13 июля 1941 г. (запись от 17 июля). Таким образом, потери личного состава вермахта (как общие, так и безвозвратные) в ходе «триумфального марша по Франции» были в 2 – 2,5 раза больше, чем потери на Восточном фронте к 6 – 13 июля 1941 года. Теперь нам остаётся только сравнить численность группировки советских и англо-французских войск. 22 июня в составе войск четырёх приграничных округов (Прибалтийский, Западный, Киевский, Одесский) было 149 дивизий (7 кавалерийских дивизий и 12 воздушно-десантных бригад учтены нами как 7 «расчётных дивизий»). Кроме того, к 22 июня на территории западных округов было уже сосредоточено по меньшей мере 16 дивизий второго стратегического эшелона. Таким образом, к началу боевых действий Красная Армия имела на западном ТВД 165 дивизий, в том числе 40 танковых и 20 моторизованных, 10 противотанковых артбригад. Силы западных союзников в сочинениях советских историков традиционно оценива-лись в 135 дивизий. И это – совершеннейшая правда. Если просуммировать все формирования, которые в принципе существовали (в Северной Африке, на Ближнем Востоке, на границе с Италией в Альпах, в гарнизонах «линии Мажино», в учебных центрах), и добавить к ним армии Бельгии и Голландии в полном составе, то можно насчитать 135 «расчётных дивизий». И если бы Чемберлен и Деладье готовились к войне надлежащим образом и если бы все эти расчётно-условные единицы были вооружены и сосредоточены на границе с Германией, то всё было бы по-другому. В реальности потери немецким войскам нанесли лишь те дивизии, которые находи-лись на ТВД и были введены в бой в периоде 10 мая по 10 июня. Это: – 28 дивизий в составе 7-й, 1-й, 9-й и 2-й французских армий; – 9 английских дивизий; – 14 дивизий резерва, развёрнутые в районе Шалон-сюр-Марн, Сен-Кантен. (29, 55, 57) Итого – 51 дивизия, в том числе 3 танковые, в том числе 11 пехотных дивизий, сформиро-ванных в начале сентября 1939 г. из совершенно необученных новобранцев. Теоретически можно учесть и 22 бельгийские и 10 голландских дивизий, хотя их вооружение, подготовка и оснащение не шли ни в какое сравнение с кадровыми дивизиями Красной Армии. Вот такими силами запад-ные союзники и нанесли немцам урон, вдвое превышающий потери вермахта в «пригранич-ном сражении» на Восточном фронте. Заслуживает внимания и соотношение потерь немецких танков на Западном и на Восточном фронтах: (10, 31) С таким и потерями«немецкие танки разгоняли перед собой трусливых французов и англи-чан». Особенно впечатляют практически равные цифры потерь средних немецких танков (Pz-III и Pz-IV на Западном и на Восточном фронтах – и это при том, что основным орудием французской ПТО была 25-мм «Марианна» фирмы Гочкис, а противотанковые вооружения Красной Армии начинались с 45-мм пушек в стрелковых дивизиях и заканчивались 76-мм и 85-мм пушками в составе ПТАБРов. Мы не стали здесь учитывать потери пулемётных танкеток Pz-I. Во-первых, потому, что это не танк, во-вторых, потому, что огромные их потери во Франции (182 единицы) сделают сравнение потерь ещё более сюрреалистичным. Необходимо хотя бы кратко упомянуть и результаты войны в воздухе. За первые три недели войны на Западном фронте (с 10 по 31 мая 1940 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолёты всех типов) составили 978 машин. За первые три недели войны на Восточном фронте (с 22 июня по 12 июля 1941 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолёты всех типов) составили 550 само-лётов (по простому суммированию еженедельных сводок штаба люфтваффе – 473 самолёта). Т.е. в два раза меньше, чем в небе Нормандии и Фландрии. В целом за всё время кампании на Западе (с 10 мая по 24 июня) люфтваффе безвозвратно потеряло на Западном фронте 1 401 самолёт. Потери лётного состава (именно лётного, а не наземного персонала и зенитчиков) люфтваффе составили 4 417 человек (1 092 убитых, 1 395 раненых, 1 930 пропавших без вести). (31) За сопоставимый промежуток времени (с 22 июня по 2 августа 1941 г.) безвозвратные потери немецкой авиации на Восточном фронте составили 968 самолётов. (59) Таким образом, в любом из рассматриваемых интервалов времени потери люфтваффе на Западном фронте были выше, чем на Восточном. В тот период (май 1940 г.), когда французская авиация и базирующиеся во Франции англий-ские истребители (порядка 700 – 750 лётчиков) ещё имели возможность для организованного со-противления, немецкие потери были в 2 раза больше, чем за первые три недели боевых действий на Востоке. Остаётся только напомнить, что в составе ВВС западных округов было 3,6 тыс. лётчиков-истребителей (почти в пять раз больше, чем у союзников) и состав группировки советской авиации непрерывно увеличивался. При всём при этом майские бои во Франции отнюдь не являются примером успешно прове-дённой оборонительной операции. Никто из французских политиков, историков, писателей пока ещё не догадался назвать это позорище «великой патриотической войной французского народа». Наоборот, слова «май 1940 года» стали для Франции синонимом катастрофы и величайшего на-ционального унижения. «Потрясённая нация находилась в оцепенении, армия ни во что не верила и ни на что не надеялась, а государственная машина крутилась в обстановке полнейшего хаоса» – так описывает в своих мемуарах май 1940 г. Шарль де Голль. (55) Черчилль вспоминает, как ут-ром 15 мая 1940 г. его разбудил телефонный звонок – глава правительства Франции П. Рейно в начале шестого дня войны спешил сообщить ему, что «всё пропало…». И те потери, которые французские, английские, бельгийские, голландские солдаты смогли нанести тогда вермахту, это тот minimum minimorum, который оказался достижим в условиях общего хаоса, паники и паралича воли у высшего руководства страны… Вернёмся теперь к событиям лета 1941 гола и сопоставим общие потери личного состава вермахта (64 тыс. человек) с потерями Красной Армии в «приграничном сражении». Войска Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов в период с 22 июня по 6 – 9 июля потеряли 749 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. (2, стр. 162 – 164) Эта цифра не включает потери частей и соединений Второго стратегического эшелона, которые в начале июля приняли участие в боевых действиях, не включает потери Северного фронта (Ленинградский ВО) и Южного фронта (Одесский ВО), которые начали активные боевые действия соответственно 29 июня и 2 июля. Эта цифра несомненно занижена – по крайней мере в том, что касается потерь Северо-Западного фронта. На стр. 162 статистического сборника Кривошеева (откуда и была взята вышеназванная цифра потерь) сообщается, что войска Северо-Западного фронта (численность которых к началу боевых действий определена составителями в 440 тыс. человек) с 22 июня по 9 июля в ходе «Оборонительной операции в Литве и Латвии» потеряли 87 203 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, т.е. 20% от первоначальной численности. Может ли это соответствовать действительности? Конечно, нет. Все имеющиеся в нашем распоряжении документы, мемуары, исследования с абсолютным единодушием свидетельствуют – фронт был разгромлен. Разгромлен наголову. От большинства дивизий фронта остались номера и 1 – 2 тысячи человек личного состава («…состояние частей 8-й Армии характеризуется следующими данными: 10-я стрелковая дивизия; 98-й стрелковый полк почти полностью уничтожен; от 204-го стрелкового палка осталось 30 человек без материальной части; 30-й артиллерийский полк имеет одно орудие; 140-й гаубичный артиллерийский полк из 36 орудий потерял 21. Части и управление 90-й стрелковой дивизии да сих пор найти не удалось. Отдельные бойцы дивизии присоединены к частям 10-й стрелковой дивизии. Данные о состоянии остальных частей армии не поступили…»). (50, стр. 112) Как, наконец, сообщение о потерях 87 тыс. человек может сочетаться с потерей за тот же период 341 тыс. единиц стрелкового оружия? (2, стр. 368) Но даже без учёта всех этих странных несовпадений, потери наступающего (причём очень успешно, по 20 – 30 км в лень наступающего) вермахта и обороняющейся Красной Армии состав-ляют 1 к 12. Это есть «чудо», не укладывающееся ни в какие каноны военной науки. По здравой логике – и по всей практике войн и вооружённых конфликтов – потери наступающего должны быть больше потерь обороняющегося. Соотношение потерь 1 к 12 возможно разве что в том слу-чае, когда белые колонизаторы, приплывшие в Африку с пушками и ружьями, наступают на або-ригенов, обороняющихся копьями и мотыгами. Но летом 1941 г. на западных границах СССР была совсем другая ситуация: обороняющаяся сторона не уступала противнику ни в численности, ни в вооружении, значительно превосходила его в средствах нанесения мощного контрудара – танках и авиации, да ещё и имела возможность построить свою оборону на системе мощных естественных преград и долговременных оборонительных сооружений. Не менее красноречивы и цифры, характеризующие соотношение потерь боевой техники. Как было отмечено выше. Красная Армия уже к 9 июля потеряла 11,7 тыс. танков, а безвозвратные потери танковых дивизий вермахта к концу июля 1941 г. составили 503 танка. К этой цифре следует добавить потерю 21 «штурмового орудия» Stug III. Можно приплюсовать и потерю 92 танкеток Pz-I. Даже при таком подходе соотношение безвозвратных потерь танков сторон составляет 1 к 19. Столь же показательным является и соотношение потерь артиллерийского и стрелкового вооружений. Наконец 1941 г. потери сторон характеризовались такими цифрами: (2, стр. 351 – 355, 88, стр. 381) Сравним теперь потери вермахта с его же численностью. Для этого снова обратимся к «Во-енному дневнику» начальника Генерального штаба вермахта: – запись от 3 июля:«с 22.6 по 30.6 наши потери составляют в общей сложности 41 087 че-ловек = 1,64% наличного состава…»; – з апись от 6 июля:«на 3.07 всего потеряно около 54 000 человек = 2,15% от 2,5 миллиона. Примечательно весьма значительное количество больных, которое составляет почти 54 000, то есть почти равно боевым потерям…»; – запись от 17 июля:«с 22.6 по 13.7 всего выбыло из строя 92 120 человек, что составляет 3,68% общей численности войск…» (12) Итак, к середине июля 1941 г. потери вермахта составляют менее 4% от общей численно-сти. Это, безусловно, не малые, а очень малые потери. Даже тем, кто не окончил военную акаде-мию, должно быть понятно, что армия, которой пришлось преодолевать «упорное сопротивление противника», несёт совсем другие потери. Поясним это двумя конкретными примерами. Операция «Багратион» (разгром немецких войск в Белоруссии летом 1944 г.). Численность группировки советских войск: 156 стрелковых и 12 кавалерийских дивизий, 2 стрелковые, 18 танковых и механизированных бригад, 2 332 тыс. человек личного состава. Численность группировки противника (3-я танковая, 4-я, 9-я, 2-я полевые армии вермахта): 45 дивизий, 442 тыс. человек. (72, стр. 305) Несмотря на подавляюшее численное превосходство Красной Армии, её потери составили 33% от обшей численности группировки (179 тыс. убитых и пропавших без вести, 587 тыс. раненых и больных). (2, стр. 203) Львовско-Сандомирская операция (освобождение Западной Украины летом 1944 г.). Потери Красной Армии (65 тыс. убитых и пропавших без вести, 224 тыс. раненых и больных) составили 29% от исходной численности группировки (72 стрелковые и 6. кавалерийских дивизий, 7 танко-вых и 3 механизированных корпуса, 4 отдельные танковые бригады, 1 млн. человек личного со-става). (2, стр. 205) В целом при освобождении Прибалтики, Белоруссии, западных областей Украины, Молда-вии (в отечественной историографии это называется Прибалтийская, Белорусская, Львовско-Сандомирская и Ясско-Кишинёвская стратегические наступательные операции) Красная Армия потеряла 1 400 тыс. человек (318 тыс. убитых и пропавших без вести, 1 084 тыс. раненых и забо-левших). Уточним, что здесь не учтены потери Красной Армии в ещё двух операциях по освобож-дению Западной Украины: Ровно-Луцкой и Проскурово-Черновицкой, данными по которым автор не располагает. Сравнивая эти страшные цифры с потерями, которые понёс вермахт при оккупации тех же самых территорий в июне – начале июля 1941 г., мы обнаруживаем, что в 1944 году общие потери наступающей Красной Армии оказались в 15 – 20 раз больше потерь наступавшего летом 1941 г. на той же самой местности противника. Всё познаётся в сравнении. Имеет смысл сравнить потери вооружений Красной Армии 41-го года с потерями в другие периоды войны Начнём с самого простого и самого главного – с винтовки. На странице 367 многократно упомянутого нами статистического сборника «Гриф секретности снят» написано, что в 1941 году Красная Армия потеряла 6 290 000 единиц стрелкового оружия. Строго говоря, одна эта цифра даёт исчерпывающий ответ на вопрос о том, что произошло с Красной Армией в 41-м году. Самым распространённым образцом стрелкового оружия была трёхлинейная винтовка Мосина. Оружие это было и осталось непревзойдённым образцом надёжности и долговечности. «Трёхлинейку» можно было утопить в болоте, зарыть в песок, уронить в солёную морскую воду – а она всё стреляла и стреляла. Вес этого подлинного шедевра инженерной мысли – 3,5 кг без патронов. Это означает, что любой молодой и здоровый мужчина (а именно из таких и состояла летом 1941 г. Красная Армия) мог без особого напряжения вынести с поля боя 3 – 4 винтовки. А уж самая захудалая колхозная кобыла, запряжённая в простую крестьянскую телегу, могла вывезти в тыл сотню «трёхлинеек», оставшихся от убитых и раненых бойцов. И ещё. Винтовки «просто так» не раздают. Каждая имеет свой индивидуальный номер, каждая выдаётся персонально и под роспись. Каждому, даже самому «молодому» первогодку объяснили, что за потерю личного оружия он пойдёт под трибунал. Как же тогда могли пропасть шесть миллионов винтовок и пулемётов? Не будем упрощать. На войне – как на войне. Не всегда удастся собрать на поле боя вес вин-товки до последней. Не каждый грузовик и не каждый вагон с оружием в боевой обстановке доходит до места назначения. Наконец, какое-то количество винтовок и автоматов на самом деле могли быть испорчены огнём, взрывом, заполярным холодом. Можно ли ориентировочно оценить размер «нормальных» для Красной Армии (в вермахте они были несоизмеримо меньше) потерь стрелкового оружия? Разумеется, можно. Поработав несколько минут с калькулятором и всё тем же сборником «Гриф секретности снят», мы выясняем, что в 44 – 45-х годах один миллион солдат «терял» в месяц 36 тысяч единиц стрелкового оружия. Следовательно, за шесть месяцев 1941 года «нормальные» потери не должны были бы превысить 650 – 700 тысяч единиц. Фактически потеряно – 6,3 млн. Налицо «сверхнормативная» утрата более 5,6 миллиона единиц стрелкового оружия. Столь же «ненормальными» оказались и потери других видов вооружения. Так, за шесть ме-сяцев 1941 года было потеряно 24 400 орудий полевой артиллерии (в эту цифру не вошли проти-вотанковые пушки и миномёты), что составило 56% от общего ресурса. А за 12 месяцев 1943 года потеряно 5 700 орудий (9,7% ресурса). Таким образом, «среднемесячные» потери 1941 года оказа-лись в 8,5 раза больше, чем в году 43-м. Ещё более показательными являются пропорции потерь орудий противотанковой обороны. По состоянию на 22 июня 1941 г., в Красной Армии чис-лилось 149 00 противотанковых пушек (на самом деле – ещё больше, так как составители сборника «Гриф секретности снят» почему-то не учли 76-мм и 85-мм пушки, стоявшие на воору-жении ПТАБов). В дополнение к этому колоссальному количеству (по 5 пушек против одного немецкого танка) за шесть месяцев 1941 г советская промышленность передала в войска ещё 2 500 противотанковых пушек. Итого – общий ресурс в 17 400 единиц, из которого 70% (12 100 пушек) было потеряно. А за весь 1943 год – за все его 12 месяцев – потеряно 5 500 противотанковых пу-шек, что составило всего лишь 14,6% от общего ресурса 43-го года. В качестве примера для сравнения 1943 год выбран неслучайно. Это год грандиозных танковых сражений на Курской дуге, это тот год, когда немцы начали массовое производство тяжёлых танков «тигр» и «пантера», против которых наши «сорокапятки» (а именно они всё ещё составляли 95% от общего ресурса 1943 года) были почти беспомощны. И тем не менее в 1943 году Красная Армия теряла по 460 пушек в месяц, а в 1941 году – в то время, когда два из трёх немецких танков на Восточном фронте были лёгкими машинами с противопульным бронированием, – по 2000 в месяц. В 4,5 раза больше. Но и это – абсолютно неверный подсчёт. Не было никакой «равномерной» потери по две тысячи пушек каждый месяц – была массовая потеря большей части всего противотанкового вооружения в первые недели войны. Дело дошло до того, что уже 5 июля 1941 г. за подписью Н. Ватутина вышла «Инструкция по борьбе с танками противника», в которой предписывалось «заготавливать грязь-глину, которой забрасывают смотровые щели танка». (50, стр. 142) Грязь-глина для борьбы с танками. Через две недели после начала войны. В стране, которая с остервенелой настойчивостью тоталитарной деспотии готовилась к войне, накапливая горы воо-ружений…

Сенсационное заявление сделал в пятницу начальник управления Минобороны РФ по увековечению памяти погибших при защите Отечества Александр Кирилин:
- Почему-то стало нормой считать, что якобы был приказ Сталина всех военнопленных считать предателями, а их семьи - репрессировать. Никогда не видел таких документов, - рассказал генерал-майор журналистам. И мы этому очень удивились. Ведь был же приказ номер 270, суть которого коротко изложил лично Сталин, произнеся свое известное: "У нас нет военнопленных, а есть предатели".
- Нет документальных подтверждений этого заявления, - развел руками Кирилин.
По данным генерала, немецкий историк Иоахим Хоффман в своей книге "История власовской армии" тоже врет (немец имел неосторожность заявить, что все вернувшиеся из плена в СССР погибли в лагерях).
- По официальным донесениям, за всю войну у нас из пяти с лишним миллионов пропавших без вести как военнопленные записаны от силы 100 тысяч. Де факто - это 4,5 млн человек, - пояснил Кирилин. - То есть большая часть пропавших без вести - это военнопленные. Все это знали. С уверен, что знал и Сталин, знал и Молотов, Шапошников, Жуков, Антонов, Василевский...
По данным минобороны, из 1 млн. 832 тысяч граждан СССР, которые вернулись из плена, за сотрудничество с немцами были осуждены 333 400 человек.
- Если эти люди были осуждены законно, мы закроем эту информацию и поставим ссылку, что семья может получить ее отдельно, - рассказал Кирилин.
Если же, напротив, выяснится, что люди постадали несправедливо, миноборны планирует добиваться реабилитации и оповещать родственников.
Исторический кадр 27 сентября 1941 года. В боях восточнее Киева гитлеровцы взяли в плен 5 советских армий - 675 тысяч человек. Всех их автоматически зачислили в «предатели»?
- Прямого приказа считать военнопленных предателями и репрессировать их семьи, действительно, не было, - рассказал "КП" Алексей Исаев, специалист по истории Великой Отечественной войны, автор книги "22 июня. Черный день календаря". - Бывшие пленные проходили фильтрацию. Часто и без нее обходилось - в зависимости от обстоятельств.
- А как же сталинское "нет военнопленных, а есть предатели"?
- Хлесткие фразы идут из художественной литературы. Приказ номер 270 говорил совсем о другом. Если военнослужащий сдавался в плен и давал развернутые показания о дислокации и численности войск, то после освобождения он мог быть осужден. Но оптового зачисления всех пленных в предатели, безусловно не было. Я могу сказать как читавший допросы военнопленных немцами: некоторые из них говорили такое, за что бы стоило посадить.
А вот доктор исторических наук, экс-директор Института российской истории РАН Андрей Сахаров несколько иного мнения:
- Морально отношение к бывшим военнопленным было абсолютно недопустимым для нормального общества. У меня есть абсолютно потрясающее впечатление юности: мы ехали в 1945 году из Челябинска в Нижний Новгород - отец вывозил нас из тыла. Мы встретились с поездом, состоящим из ужасных вагонов с решетками - так везли бывших военнопленных. Эшелоны шли в Сибирь! Страдальческие, горькие лица... Это десятки тысяч, а то и сотни тысяч людей. В царской России, напротив, собирали деньги, чтобы выкупать из плена людей, общество считало их своими, родными. Эта историческая метаморфоза просто не укладывается в сознание человека, это вывернутая наизнанку, античеловеческая логика.